Звуки Майдана
Read in Polish
Read in English
Ночь с 24 на 25 января 2014 года в Киеве. Температура воздуха -18 °C. Толстый слой льда и грязного снега, густой пар изо рта митингующих. Продолжается жесткая схватка на улице Грушевского между активистами Майдана и правоохранителями. А в противоположном конце «городка протестующих», возле Киевской городской государственной администрации (КГГА), на раскрашенном в цвета национального флага фортепьяно играет парень в бронежилете и балаклаве, которая прячет его лицо. Играет отнюдь не «Собачий вальс» и даже не песни Повстанческой армии. Важно листая нотные страницы, извлекает из клавиш музыку современного итальянского минималиста Людовика Эйнауди, нежную и невесомую.
Через несколько часов снятое случайными прохожими видео появляется на сервисе YouTube под заголовком «Экстремист дорвался к пианино». Ироническая название пародирует интонации пропагандистских телешоу Дмитрия Киселева и «киселёвщины», которая в это время льется из российских и многочисленных украинских телеканалов, но это тот случай, когда пропаганда бессильна. Можно как угодно исказить факты, комментируя митинги и столкновения с силовиками, однако невозможно противодействовать симпатии, которую вызывает это видео. Фактически, это образ современного рыцаря, которому присущи все рыцарские доблести: мужество и благоразумие, вольность и верность, щедрость и чувство чести. И, конечно же, куртуазность средневековых миннезингеров, труверов и трубадуров.
Когда утром 7 декабря львовянин Маркиян Мацех устанавливал первое «революционное пианино» напротив кордона милиции возле администрации президента со стороны Лютеранской улицы, он и не подозревал, какую волну поднимет этот замысел. Он, собственно, только перенес на киевский пространство уже реализованную им в Львове идею «уличного фортепьяно». В тот день Маркиян исполнил Вальс op. 64 №2 Фредерика Шопена, потом кто-то из толпы подходил и играл украинские и иноязычные песни, даже «Мурку» для президента, но символом «революционного фортепьяно» на Лютеранской стало фото одинокого пианиста перед стеной силовиков. Сын покойного солиста «The Beatles» Шон Леннон запостил фотографию на своей странице в Facebook, подписав: «Это фото парня, который играет «Imagine» [почему он решил, что это была именно эта композиция, знает только сам Шон – Л.М.] спецназовцам в Украине, невероятное!».
photo: Alexandr Yalovoi
С Лютеранской пианино перенесли улице вниз и оставили возле КГГА. Здесь оно находилось с декабря 2013 года, однако настоящий фортепианный взрыв произошел в конце января – начале февраля, именно после появления упомянутого видео. Уже на следующую ночь после памятного записи митингующие захватили Украинский дом и сразу принялись убирать помещения и музицировать. На этот раз на YouTube появилось видео, на котором «экстремист» в спортивном шлеме играет на рояле композицию «Atlantique Nord» французского минималиста Яна Тьерсена.
Ребята в камуфляже соревновались в виртуозности, играя для активистов, отдыхали в помещении Музыкальной академии и в КГГА. Интернетом разошелся шутка, что экстремисты захватывают здания только для того, чтобы поиграть на фортепьяно. Вслед за этим раскрашенные в желто-голубые цвета инструменты стали появляться на центральных площадях других украинских городов – чуть ли не во всех областных центрах. По-своему отметился Луганск: здесь активисты Антимайдана на волне эйфории разбили фортепьяно только за то, что было раскрашено в цвета национального флага.
Настал звездный час инструментов марки «Украина». В советское время их изготавливали несколько десятков тысяч в год. Пианино как признак хорошего вкуса стояло чуть ли не в каждом втором украинском доме, независимо от умения играть на нем. В 90-е и 2000-е от инструментов начали массово избавляться как от массивных вещей, загромождающих жилье. На досках объявлений появились предложения забрать фортепьяно бесплатно на условиях самовывоза. Черниговская фабрика музыкальных инструментов имени Павла Постышева прекратила производить пианино «Украина», а запасы древесины пустила на … гробы для итальянского заказчика. Впрочем, став одним из символов украинской революции, «Украина» получила пиар, о котором можно было только мечтать, а благодарные слушатели массово заговорили о необходимости возродить Черниговскую фабрику.
Экстремальные условия ждали смельчаков, которые согласились играть на Грушевского. Во время шаткого перемирия на нейтральной полосе между митингующих и силовиками прямо на крыше сожженного автобуса установили очередную раскрашенную «Украину». Хрупкая мулатка Антуанетта Мищенко, студентка Музыкальной академии и лауреат многочисленных международных конкурсов, играет «Революционный этюд» Фридерика Шопена – произведение, которое польский классик написал в ее возрасте, в 21 год. Тяжело пережив события, сопровождавшие национально-освободительное восстание поляков против русского самодержавия, он писал на страницах дневника: «Враг в доме, пригород разрушен – сожжен… О Боже, и ты существуешь! Существуешь и не мстишь». Написанное почти двести лет назад произведение наполнено отчаяния и ярости. Зато уже упоминавшийся «piano extremist» (в настоящее время уже известно его имя – Богдан, возраст – 29 лет и образование – Симферопольское музыкальное училище) снова играет здесь нейтральный минимализм авторства Эйнауди. Со стороны «Беркута» его глушат русским шансоном. Противостояние неоклассики и «блатной песни» говорит о войне высокой и низкой культуры красноречивее, чем тысяча слов.
Кажется, ни противостояния не было таким музыкальным. Рихард Вагнер воевал на баррикадах как простой боец и флюгельгорна с собой не носил, Людвиг ван Бетховен и Фридерик Шопен посвящали событиям революционные произведения, клокотали гневом в концертных помещениях, однако не на улице. Зато на Майдане произошел настоящий звуковой взрыв. Музыка, которая в последние сто лет почти окончательно разорвала с традициями календарных песен и домашнего музицирования, которая превратилась в профессию и отгородилась от слушателей высокой сценой, вдруг вернулась в человеческий быт.
50-летний харьковчанин Константин Олейник более двадцати лет назад оставил музыку и занялся предпринимательством. Муниципальная власть уничтожила его личный бизнес и попыталась отобрать квартиру, но человек прошел все инстанции от ЖЭКа до администрации президента и отстоял свое жилье. А потом с трубой в руках отправился поддерживать и других в их борьбе. Во время событий на Майдане харьковский трубач каждый раз оказывался в самых горячих точках – на Грушевского и Институтской он играл под пулями, не выпуская инструмента даже тогда, когда они попадали в его соседей. Среди самых популярных пьес был Национальный гимн, повстанческая песня «Лента за лентой» и гимн Евросоюза – «Ода к радости» из IV части Симфонии №9 Людвига ван Бетховена. Похожий репертуар имели и волынщиков, которые сопровождали революционные события с момента столкновения активистов и правоохранителей на Банковой.
Какие только чудеса не происходили в это время в центре Киева! Четверка горцев привезла из Карпат трембиты, сделанные по всем мастерскими канонам из громовицы (смереки, в которую попала молния), обернутой березовой корой, и трубили в них перед кордоном силовиков на Грушевского. Магии в этом было не меньше, чем музыки. Кроме того, старинные танцевальные обряды, монотонным ритмом объединявшие наших предков вокруг жертвенного костра в целостный организм, теперь превратились в равномерный стук по ржавым баках. Женщины приходили прямо с полевой кухни и часами вовсю стучали, превращая работу активистов по обустройству баррикад и метания «коктейлей Молотова» в своеобразную мистерию.
В ночь с 11 на 12 декабря впервые зазвонил набат в Михайловском монастыре, который и в дальнейшем сопровождал тяжелые бои на Майдане. В последний раз подобная песня колоколов звучала в 1240 году во время татаро-монгольского нашествия. Аспирант-богослов Иван Сидор, получив более 70 звонков с просьбой о помощи, попросил благословения епископа Агапита и побежал на колокольню. От первой до пяти утра он и пять других студентов академии поочередно били в колокола, воспроизводя традицию набата интуитивным способом (ведь до сих пор ничего подобного не делали) – добывали преимущественно низкие, тяжелые звуки. За четыре часа таких упражнений они порвали четыре каната.
В область сакрального вошел и гимн Украины, который ежечасно пели на Майдане. Он стал своеобразной молитвой – так же всеобъемлющей, как и «Отче наш».
Музыкальный мир Майдана отразился в сотнях видеороликов на YouTube. Еще больше видеоработ легли на аудиодорожку с профессиональной музыкой, выбор которой говорит сам за себя. Среди украинских коллективов в лидеры вышла группа «Океан Эльзы», которая дала исторический концерт на Майдане, собравшись в своем первом – легендарным для ее фанатов – составе. Песня «Друг», во время которой слушатели подняли вверх мобильные с включенными экранами, превратив Майдан на звездное небо, вошла в хронику революции. Другая – «Стена» – получила несколько самопальных клипов с хронологией событий во Львове и Киеве, которые стали даже популярнее официальной версии. Подобные самодельные клипы монтировались и под западноевропейский рок и поп. Показательный пример – сингл «Can not Pretend» Тома Одела, в котором 23-летний британец поет о простейших и сильных вещах, всегда волнующих юношество. О том, как любовь может исцелить раны, как переплетаются тела и души влюбленных и невозможности противостоять этой объединительной силе. Ценности поколения 20-летних, которые, скорей всего, и смонтировали это видео, присутствуют и в кадрах с Майдана, которые авторы монтажа предлагают считать проявлением простых и самых человечных чувств – всеобъемлющей любви и чести («я не могу притворяться», – повторяет вокалист). И этот жест схож с идеей «фортепианного экстремизма»: события на Майдане – это не взрыв агрессии, а сила любви к своей родине и ее людям, которые заслуживают лучшей судьбы. Ничего сложного. Все просто, как слова и музыка песни.
Львиная же доля документалистики легла на минималистическую музыку. Среди ее авторов и Людовико Эйнауди, который, кстати, никогда не занимался революционными идеями. Ему, внуку второго итальянского президента, на роду было написано стать политическим или общественным деятелем, но молчаливого парня больше влекла музыка. Сначала он закончил Миланскую консерваторию имени Джузеппе Верди, после стажировался у иконы итальянской новой музыки Лучано Берио. Впрочем, авангард – не опиум для народа, карьеру на нем не сделаешь. Унаследованное по родословной стремление обладать максимально большой аудиторией дало о себе знать, и Эйнауди переметнулся к легкому жанру. Сначала его интересовала электроакустика, как это видно из выпущенного в 1988 году первого альбома «Time Out» – смеси рока, джаза и электронных звучаний, отлитой в формочки с академическими надписями «Andante», «Adagio» и «Presto». Однако уже в изданном в 1996 году альбоме «Le Onde» композитор пересел за рояль. С тех пор каждый новый его диск выходил в комплекте с нотным сборником, что несказанно радовало поклонников. Эйнауди использовал распространенные гармоничные цифровки, с которых начинает обучение любой гитарист и создавал композиции, которые под силу озвучить любому ученику старших классов музыкальной школы. Свое творчество автор превратил в фабрикации глянцевая опусов, основанных на универсальном коде красоты, на понимании любого диссонанса как производственного брака, требующего немедленной утилизации.
photo: Alexandr Yalovoi
Звездный час композитора пришел одновременно с модой на музыкальный минимализм в кино. Эйнауди получил кучу призов за свои саундтреки к итальянским фильмов, его все чаще приглашали из-за границы, а однажды маэстро проснулся всемирно благодаря композиции «Fly» – музыке к киноленте Оливье Накаш и Эрика Толедано «Неприкасаемые». С тех пор многочисленные фанаты музыки Яна Тьерсена к фильму «Амели» получили нового идола.
Людовико Эйнауди создал огромный багаж стерильно красивых пьес. Это были пустые позолоченные рамки идеальных пропорций, картины в которые фактически вставили в Киеве на Майдане. Популист от музыки, он, впрочем, не мог и мечтать, что его творчество станет таким уж народным. Настоящие чувства, яркие эмоции и пережитые потрясения насытили эти опусы новым смыслом. А таинственность образа «фортепианного экстремиста», который так и не показал своего лица, позволила подозревать каждого активиста Майдана в берцах, бронежилете и балаклаве в том, что он не только отважный рыцарь, но и утонченный художник.
«Atlantique Nord» Яна Тьерсена, который звучал в ночь захвата Украинского дома – еще один ключик к пониманию музыкальных процессов, которые происходили во время революции и остались в воспоминание о ней. Этот опус Тьерсена стал саундтреком документальной ленты «Тебарли», посвященной знаменитому яхтсмену, офицеру французского флота Эрику Тебарли, который посвятил свою жизнь морю и в нем же встретил свою смерть. Тьерсен, автор музыки к фильму «Амели», которая сделала его фантастически популярным, и еще нескольких саундтреков к игровым фильмов, продолжил традицию, которую начало документальное кино. Именно с нашумевшего фильма 1983 «Кояанискаци» Годфри Реджио, в котором изображается взаимодействие человеческой цивилизации с махиной, началась оккупация минимализмом кино, прежде всего – документального. Атмосферную музыку к нему создал американский минималист Филипп Гласс, заменив ею и дикторский текст, и актерский язык. Более десятилетия фильм не выходил в прокат, потому что Гласс, воспринимая его как собственную симфонию, не менее важную, чем видеоряд, наложил на свой продукт лицензионные ограничения и вместе со своим ансамблем гастролировал, вживую исполняя музыку перед экраном. Успех дуэта Реджио-Гласс закрепился в следующих частях трилогии «Поваккаци» и «Накойкаци», а затем вызвал взрыв минимализма в кино девяностых и двухтысячных годов.
Играя «Atlantique Nord» той ночью в Украинском доме, «фортепианный экстремист», возможно, сравнивал себя со смельчаком Тебарли. А возможно, и нет. Минимализм, который за последние десятилетия стал признаком стиля киномузыки, звучал совершенно логично в той ситуации, когда все вокруг было живой историей и настоящим кино. Музыка, звучавшая на Майдане, была необходимым саундтреком к этому фильму длиной три месяца – к событиям, в которые до начала противостояния и после его окончания просто нельзя было поверить. И которые навсегда останутся в нашей памяти как кино, в котором мы все были актерами.
Lyubov Morozova